Эпоха раннего и развитого средневековья охватывает в Западной Европе целое тысячелетие (V—XV вв.). После разгрома Западной Римской империи в возникших на ее обломках «варварских» государствах произошло резкое падение уровня агрикультуры. На смену интенсивной обработки почв (глубокая вспашка, удобрения, элементы севооборота), свойственной самой Италии и «провинциям» Римской империи, приходит двухполье или даже огневой перелог; сокращаются площади посевов, урожаи порядка сам-два становятся обычными, пшеницу на полях ■сменяет рожь и овес, приходят в упадок виноградарство и садоводство (Самаркин, 1976). Это, естественно, привело к утрате достигнутого уровня античной агрономии, к забвению знаний о почве, которыми она могла гордиться. «Ночь средневековья», религиозное мракобесие тоже сыграли свою роль в том регрессе науки и культуры, который был характерен для феодализма.[ ...]
В XI—XIII вв. происходит массовый подъем сельского хозяйства: расширяются посевные площади, усиливается так называемая внутренняя колонизация, т. е. освоение новых почв — иногда плодородных, иногда требовавших солидных мелиораций (осушение болот). Важным было распространение в Европе тяжелого плуга с железным отвалом, который не только подрезал, но и переворачивал верхний пласт почвы. В отдельных районах переходят на стойловое содержание скота, что позволяет сравнительно регулярно унавоживать почву. В отдельных местах начинают применять в качестве удобрения мергель, вырабатываются приемы дренажа избыточно увлажненных почв.[ ...]
Следствием этих процессов явились повышение урожайности до сам-три, сам-четыре, а в северной Италии и больше, возвращение на поля пшеницы, возрождение виноградарства и отчасти садоводства. Это сопровождалось возобновлением интереса к науке, стремлением воспользоваться античными источниками и приспособить их к иным природным и экономическим условиям. Знания о почве на первых порах поражают своей примитивностью; позднее параллельно идет освоение античного наследства и формирование новых взглядов.[ ...]
По мере развития феодальных отношений появлялась нужда хотя бы в приблизительной оценке земель. В опубликованных «Образцах описей земель церковных и королевских» VIII— IX вв., на которых вели хозяйство крепостные крестьяне, о качестве почв говорится глухо, видно только, что каким-то образом оно учитывалось; сообщается о вывозке навоза на поля, качество которых от этого улучшается (Агрикультура..., с. 106—107). В 1086 г., после захвата Англии норманнами, по распоряжению Вильгельма Завоевателя для взимания податей производится кадастровая опись земель Англии, известная как «Книга страшного суда» («Domesday book»). Это была наиболее ранняя в истории Европы и исключительно полная перепись всех маноров, пли вотчин, их владельцев; распределения в манорах скота и пахотной земли, с указанием на ее достоинства, но без строгой системы 1В.[ ...]
Создается впечатление, что в феодальной Европе земельный кадастр вообще остался приблизительным, во многом произвольным, и не дошел до такой степени совершенства, как, например, в Китае или тем более в древней Руси. При ознакомлении с капитальным сочинением М. А. Варта (1962), который произвел статистическое сравнение двух английский кадастров — «Книги страшного суда» (1086 г.) и кадастра Эдуарда I (1279 г.) —поражает слабое использование каких бы то ни было сведений о самих почвах при оценке вотчин и владений.[ ...]
Тем не менее описания качества земель использовались в феодальной Европе не только в фискальных целях, но и при проведении внутренней колонизации — заселении и освоении пустующих местностей. В «Хронике графов Анжуйских» конца X в. есть любопытная запись: «После того, как ниспосланы мир и спокойствие... многие жители из различных чужих областей... стали вселяться в эту землю, привлекаемые как добротою милостивого государя, так и плодородием почвы. Ибо земля эта, потучневшая благодаря длительному запустению и прекращению хлебопашества, заблистала к тому времени чудесным изобилием плодов и всяческих благ, которые стала приносить» (Агрикультура..., 1936, с. 131).[ ...]
Общедоступные по стилю агрономические сочинения этой эпохи немногочисленны, но все же они появлялись. В поэме Ван-дельберта Прюмского (около 813—850 гг.), монаха одного при-рейнского монастыря, «О названиях, признаках, культурах и климатических свойствах двенадцати месяцев» много говорится о сроках пахоты, навозном удобрении: в марте п декабре надо «разбрасывать по нолям грязный навоз», отчего становятся тучными почвы (sulcis pinguibus). Для крестьян .существовала «навозная повинность», они обязывались возить навоз определенное число телег — на господскую землю. Кто не имеет волов, «возит навоз на себе». Вот как далеко простирались заботы о поддержании плодородия почвы!!! Известный французский историк М. Блок сообщает: навоз в средние века во Франции ценился столь высоко, что некоторые сеньоры в качестве повинности требовали вместо зерна «горшки с навозом». Историк добавляет, что это вызывает негодование современных ученых, «усматривающих оскорбительную прихоть феодала там, где имела место всего лишь разумная забота агронома». Чаще, однако, владелец заставлял арендаторов в течение нескольких дней пасти на его полях скот, «оставлявший там свой навоз» (Блок, 1957, с. 105).[ ...]
Любопытно, что примерно в это же время король франков, а с 875 г. император Италии Карл Лысый издал специальный эдикт (824 г.), в котором крестьянам запрещалось отказываться возить на поля мергель (margilam carricare). По-видимому, до IX в. этого не делали: в обращении к Карлу Лысому сказано, что раньше мергель не возили, а стали его возить во многих местах «только во времена деда и государя отца вашего» (Агрикультура..., 1936, с. 119—120). В Голландии велись работы по осушению крупных озер и превращению их в польдеры (Бондарев, 1979), но об этом мы расскажем в следующей главе.[ ...]
Вернуться к оглавлению