До фактории Щучьей, что стоит на берегу одноименной реки в глубине Ямальской тундры, я добирался на почтовом катере. Двое суток плыл по реке, петляя по многочисленным сорам, застревая на мелях. Берега реки поросли непролазным кустарником, над которым летали утки. Фактория затерялась в безлюдной глуши, вдали от населенных пунктов. Истосковавшийся по живому человеческому общению начальник почты охотно взялся подвезти меня до одинокой избы, стоявшей на обрывистом берегу в окружении нескольких тощеньких лиственниц.[ ...]
Когда моторка ткнулась в берег, из избы вышел высокий рыжеволосый человек с развевающейся на ветру бородой, в тельняшке, черных шароварах и огромных серых валенках. Черная повязка на глазу дала мне повод сравнить его с хранящимся с детских лет образом прожженного морского бродяги-пирата. Но добродушная улыбка сразу же подсказала, что он прост, любит общение и знает толк в законах гостеприимства. Это и был Владимир Николаевич Калякин, кандидат биологических наук, сотрудник Института охраны природы. Через час мы уже запросто беседовали за узким столом в небольшой темноватой избенке с жарко натопленной печью, попивая чаек из почти литровых бокалов.[ ...]
На Ямал меня привело желание снять сокола-кречета, за которым я уже несколько лет гонялся по Северу. Птица эта считалась редкостной и в давние времена, когда использовалась для соколиных охот, а в наше время, хотя и взята человеком под охрану, занесена в Красную книгу, сделалась птицей «исчезающей». Ученым известно не более двух десятков кречетиных гнезд. И это на всем протяжении от Кольского полуострова до берегов Чукотки! И вдруг мир орнитологов всколыхнуло сообщение: Калякин на Ямале обнаружил семнадцать кречетиных гнезд! Трудно было устоять, не отправиться в тот же год к Калякину.[ ...]
Щучья начинается в заснеженных горах Полярного Урала. Петляя по холмистым тундрам южного Ямала, она вначале устремляется на юго-восток, а затем резко поворачивает едва ли не в обратном направлении, на север, делает гигантскую петлю и в двух десятках километров от того места, где она вздумала было повернуть, смиренно возвратившись, продолжает путь к югу, впадая наконец в Обскую губу.[ ...]
План был таков: пересечь в самом узком месте перешеек и на надувных лодках сплавиться по этой петле. Километров сто пятьдесят до фактории Щучьей. Тут, как уверял Калякин, я и смогу увидеть гнезда кречетов.[ ...]
Сам Калякин уходил в другой маршрут, а в проводники мне выделил своего добровольного помощника Серегу, увлеченного охотника, собачника, рыболова, немало побродившего по свету человека, и Таню, будущего энтомолога.[ ...]
И вот мы плывем неторопко по этой сонливой реке. Впереди на оранжевой надувной лодке бородатый Cepera с биноклем и ружьем. На корме восседает симпатичная Таня с соколиным пером в вязаной шапочке — правит, а я на небольшой «надувнушке» следую позади. Мне велено проводников не обгонять, слушать их команду. Я подчиняюсь: оба они на реке не в первый раз, нрав ее знают.[ ...]
Лето, конец июня, а тут будто только началась весна. По берегам, в оврагах все еще лежит ноздреватый снег, рокочут ручьи и речушки. Нередки дожди, а иногда из серых низких облаков летят снежные мухи. От дождей вода в реке поднялась, сделалась мутной, щуки на спиннинг никак не идут, и мы, наверное, уже соскучились бы по рыбе, если бы не рискнули порыбачить в окрестных озерах. Сразу, даже без спиннинга, просто на леску с блесной, надергали два десятка увесистых окуней и щук. Но несколько блесен было подарено хищницам, оказавшимся сильнее и сообразительнее других. На стол нам попали щуки примерно с руку, а в озере водились, должно быть, рыбины и покрупнее.[ ...]
Иногда облака пропадали, и начинало пригревать так, что впору было раздеваться и загорать, но тут-то и начинались главные беды. Оживал Комар! Нет, я не ошибся, написав столь невеликое насекомое с большой буквы. Силен на Ямале этот проклятущий «зверь». Ни «дэта», ни «рипудин» особо не помогали. Приходилось отворачивать ботфорты у резиновых сапог, надевать шапку и перчатки, как забралом, закрывать лицо сеткой, но и тут непрестанным зудом комарье продолжало действовать на нервы и в конце концов одолевало. Ставили палатку — и только так от них тогда спасались.[ ...]
Длинноклювые, с мощными голенастыми лапами серовато-белые пуховые птенцы напоминали маленьких динозавров. Они удобно возлежали на утрамбованном ложе, за краем которого виднелась волнующаяся поверхность озера. Стоило протянуть руку, как птенчики грозно вскинули клювы, но мы все же накрыли их поочередно шапкой и надели на правую лапку каждому по алюминиевому кольцу с номером. А затем взяли из гнезда пару рыбьих голов, косточки зайца как доказательство того, чем питаются в здешних краях орланы, и отправились дальше.[ ...]
Вернуться к оглавлению