Впервые я встретил Евгения Дмитриевича Кравченко на станции Молодежная в Антарктиде. Я знал, что лишь два летчика в мире отлетали здесь столько, что вровень с ними не поставишь никого. И оба из Аэрофлота — Виктор Голованов и Евгений Кравченко. Наш Ил-76 стоял в полной готовности к вылету домой, в Москву, ждали лишь Ил-14, который вел Кравченко. Он пробивался к нам из-под Мирного. На его борту были материалы, связанные с гибелью экипажа В. Петрова и его поисками. Антарктида сияла во всем великолепии блеска снега и льда, бездонное синее небо висело над нами, и невозможно было поверить в ее коварство и злую мощь.[ ...]
Но поверить пришлось. Стоило перелистать документы, взглянуть в лицо Кравченко. Заросшее двухнедельной щетиной, худое, туго обтянутое обожженной солнцем и морозом кожей, это было лицо летчика, уставшего до последних пределов. Вот только глаза... У него были глаза человека, столько повидавшего на своем веку, столько пережившего, что в них, кроме спокойной мудрости, уже не разглядишь ничего.[ ...]
С тех пор прошло время. Е. Кравченко, который работал командиром сводного авиаотряда в Антарктиде в очередной, двенадцатой своей Советской Антарктической экспедиции, вернулся вместе со своими товарищами домой. И мы встретились с ним. Он еще жил Антарктидой.[ ...]
На Дружной-3, которую недавно открыли, столкнулись с необъяснимыми явлениями. Сначала, в первые дни, у нас была полевая радиостанция, и мы бедствовали со связью. Я неделями не мог связаться со своими людьми. Ночами спал на радиостанции, чтобы хоть на минуту услышать кого-то или передать информацию.[ ...]
Район необычен. Рефракциями трехслойными, многослойными, с системой кривых зеркал — их видишь. Но при чем здесь радио? По всем диапазонам? Ни один не прошивает. Магнитные аномалии? Да, нашли — в пятистах и семистах километрах. Это — расстояние. Станция стоит мощнейшая, а мы на высоте триста метров ничего схватить не можем. Что мы ни делали... И в землю трос рубленый зарывали, и кабели рубили-варили, и с антеннами колдовали. Опытнейшие радисты советы давали — всё впустую.[ ...]
Проблема? Да. Неожиданная? Совершенно. Методом «тыка» ее не решишь. Пятнадцать лет ставим вопрос: дайте радиоинже-нера-исследователя, который мог бы установить хоть какие-то закономерности прохождения радиоволн. Не дают. Значит, следующая экспедиция встретится с теми же трудностями. Хорошо, если все обойдется с этой связью, навигацией. А если нет? И я мог бы говорить о сотнях таких загадок. К ним надо готовиться. И ни в коем случае не попасть в «ловушку», которую придумали не очень знающие дело люди, представляющие, что Антарктида — это немножко экзотики и романтики. Особенно летчикам вреден такой взгляд на нее. Губительно вреден. Вывод из собственного опыта.[ ...]
Будем считать, сейчас подготовлены к работе командиром отряда Виктор Голованов, Евгений Скляров, Валерий Белов... И все. Все! К сожалению, вынужден был уйти на пенсию Вадим Аполин-ский. Но ведь каждого готовишь пять—семь лет, пока человек начинает разбираться в командной работе в Антарктиде, приобретает право учить других.[ ...]
Где готовить? За столом? Немыслимо! То, что я могу рассказать и показать здесь, в учебно-тренировочном отряде, на корабле, пока идем, — ликбез! В Антарктиде надо учить, только там. А рост кадров по численности-то маленький. Вот и крутимся.[ ...]
Можно ли улучшить положение с подготовкой? Можно. Откуда взялись летчики в Антарктиде? С Арктики! С ледовой разведки на Дальнем Востоке, на Балтике, над Каспием, с обслуживания высокоширотных экспедиций. С окраин. Оттуда, где экипаж работает в автономии, расстояния большие, решения в воздухе принимает сам.[ ...]
Ведь раньше мы, в Мячкове, не задумывались, кого в Певек послать, если нужно. Бери любого. Или на СП, на стратегическую ледовую разведку. Посчитали и поехали. У всех были все допуски к любым видам работ. Но ведь как их добывали? Готового штурмана сажали стажером и давали тысячу (!) «вывозных» часов, чтобы к ледовой разведке допустить.[ ...]
Вернуться к оглавлению